ОТЧ6.  среда, 24 января 2001 г.     13:42

                      вторник, 3 апреля 2001 г   .16:27

                       ДОШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ

   В конце 20 –х годов мои родные разлетелись в разные стороны. Какие были причины этому их решению, я не знаю. Это был период коллективизации в деревне. По-видимому, и у них в деревне  также происходила борьба нового уклада со старым. Бабушкины дети все уже выросли и могли принимать собственные решения. Их ничто не держало в деревне, так как они были бедняки. Но в стране требовались везде рабочие руки. Людей вербовали из деревни. И эта могучая волна преобразования во всех сферах жизни подхватила и моих самых близких людей того поколения.   

    Старший брат мамы Ефим оказался  со своей семьей на станции  Невер  в Амурской  области,  где и работал в гараже.

     Средний брат Евдоким пошел служить в Красной Армии. В 1929  г. он участвовал в военном конфликте с Китаем на  Китайско–Восточной железной дороге  (КВЖД). Там был контужен. Бабушка узнала об этом  почти через 9  лет, когда  съездила  к нему в Иркутск, где он служил в ковалерийских войсках. У него уже была семья. Дочь Вера была немного моложе меня. Евдоким иногда приезжал домой на своей лошади по кличке Земля. Она была черного цвета как чернозем, большая и красивая. Она подчинялась  устным  командам Евдокима. Евдоким как–то продемонстрировал ее умение ложиться, вставать, бежать к нему по его команде. Евдоким рассказал ей, как он участвовал в конфликте на КВЖД.

    В 1928  -  1937  гг. в Китае утвердилось реакционное правительство Гоминьдана, которое открыто проводило враждебную политику по отношению к СССР. Китайские войска совместно с отрядами белоэмигрантов стали совершать нападения  на советскую территорию. Китайские власти 10 – 11  июля 1929  г. захватили КВЖД, которая по Советско – Китайскому соглашению 1924  г. совместно управлялась СССР и Китаем. Китайцы бросили в тюрьмы тысячи советских граждан. 17  июля  1929  г. СССР объявил о разрыве дипломатических отношений с Китаем. Красная Армия была вынуждена дать вооруженный отпор военным провокациям на советско-китайской границе. После этого 22  декабря 1929  г. в Хабаровске был подписан Советско-китайский протокол о восстановлении на КВЖД и на советско-китайской границе положения, предусмотренного Советско-китайским соглашением 1924  г. Вот в этих военных действиях и участвовал мой дядя  Евдоким.       Бабушке, конечно, запомнился больше эпизод его боевых действий, когда его контузило.   Она нам потом не раз  рассказывала, когда вернулась из поездки в Иркутск в 1938  году.

    Евдоким и еще двое ковалеристов были посланы в разведку. В каком-то месте они обнаружили деревянный дом  на опушке леса. Они подобрались к нему и увидели в освещенном окне, что за столом сидят белогвардейские офицеры и играют в карты. Кто-то из ковалеристов бросил гранату в окно и они попытались скрыться на своих лошадях. Лошадь под Евдокимом на скаку все время  спотыкалась. Им нужно было промчаться через открытое место. По ним открыли стрельбу из пушки. Один снаряд разорвался вблизи. Евдокима волной сбросило с лошади. А лошадь была разорвана осколками. Товарищи его спасли.

    Костоглод И.И. уехал из Назарово в 1929  году на прииск Серебровск. А в 1930  году туда же уехала моя мама с бабушкой и братом Андреем.  Так я попал в Якутскую автономную республику, где прошло мое детство, и наступила юность. Как и почему мои родители попали туда теперь не узнать. А я оказался недогадливым распросить их об этом вовремя.

    Мама работала  контролером на какой-то «кулибине». Это, я позже догадался, что она работала на предприятии, которое добывало золото. А «кулибина»  это то сооружение, с помощью которого и отделяют золото от породы. Там был поставлен строгий контроль и учет добытого золота. Вот этим, видимо, и занималась моя мама. Тогда очень молодая и красивая.

    Мы жили в большом деревянном бараке. В нем для семейных были отгорожены небольшие комнаты. Такую комнату имела и наша семья. И была большая комната для холостяков. В 1931 г. у меня появилась сестренка Любочка.

Но она прожила несколько месяцев и умерла. Что с ней случилось, я не знаю. Я не помню о том, что там были какой-то медпункт, или врач.  

    Вскоре что-то произошло между моими родителями. И   Иван Иванович Костоглод в 1931  году ушел из семьи навсегда. У меня в памяти не остались ни какие воспоминания о нем. Я даже не могу предстваить мысленно его хотя бы приблизительный образ. За всю жизнь я о нем не получал ни от куда никакой информации. О причине развода мама никогда не говорила. Но однажды бабушка сказала, что их поженили против их воли. Маме тогда и было-то 16 . лет. Ивану было немного больше. Бабушку можно было понять:  бедность заставила выдать свою дочь за сына человека обеспеченного и уважаемого в сельской среде. Но этого, видимо, мало для крепкой семьи. Самое крепкое связующее средство – эта настоящая Любовь к человеку, а не к богатству или должности.

    На Серебровске меня некоторое время   водили в детский сад. Дом детсада стоял рядом  с нашим бараком. На прииске всего-то было несколько деревянных домов. Из детсадовской жизни мне запомнился только один эпизод.

    Какой-то драчливый мальчишка все время царапал меня, а воспитательница на это не обращала внимания. Я был тихоней и поэтому ходил изцарапанный. К нам домой приходил один знакомый моих родителей. Фамилия его была Тихоненко. Он прекрасно играл на гармошке. Гармошка в его руках просто пела и захватывала душу. Даже мне, такому малышу, его игра на гармошке очень нравилась. Он для меня был абсолютным авторитетом. И вот однажды он пришел к нам и увидел меня исцарапанного. И он мне преподал мужской урок:

    -  Юрка, ты такой здоровый парень ходишь искарапанный и не можешь   дать ему сдачи. Как тебе не стыдно?  Вот завтра придешь в детский сад, и если он полезет царапаться, то дай ему сдачи. И он научил меня, как постоять за себя. На следующий день где-то перед обедом мы вымыли руки. И возле того места, где висели наши полотенца, этот царапуха снова полез меня царапать. Вот тут я применил все, чему научил меня дядя. В результате мы оба оказались в углу в раздевалке. Никто не собирался разбираться в том, кто прав, а кто виноват. Как-то это быстро дошло до мамы. Она пришла и забрала меня из детского сада. На этом мое детсадовское воспитание закончилось, и я перешел полностью и окончательно под покровительство моей «бабы», так я называл мою любимую  бабушку Катю. Вот это «событие»  я помню, а что делали с нами воспитатели в детсаду совершенно не помню. А может быть, ничего не делали, так как педагогически образованных воспитателей тогда не было, тем более в таежной глуши Якутии.

    Теперь осмысливая на склоне лет прошлое, я благодарен тому дяде, который дал мне урок как постоять за себя, вселил смелость и уверенность в своих силах. В жизни мне потом приходилось не один раз защищаться, но другими способами. Иметь всегда человеческое достоинство, не быть рабом ни перед кем, и  отстаивать это достоинство и свободу, должен  каждый русский человек. Я русский человек и этим горжусь. Но, к сожалению, в последние десятилетия 20  века русский народ растерял свое достоинство свободолюбивого, смелого, непокорного  народа, но об этом пойдет речь дальше.

    Далее   каким-то образом мы оказались на прийске под названием Юхточка. Это произошло где-то в 1932 г. Причины переезда тогда снова со мной не согласовывали по понятным  причинам.

    На Юхточке мы оказались вчетвером:  мама, бабушка, мамин брат Андрей и я. Почему  прииск называется Юхточка, я не знаю. Но помню, что он состоял из двух участков:  нижнего и верхнего. На верхнем участке стояло несколько домов, и был магазин, в котором  продавали продукты и товары на  «боны». Это были своего рода деньги, получаемые приискателями за сдачу золота государству. Между участками проходила тропинка  в суровой сибирской тайге. Расстояние между участками было небольшое:  может километра два или чуть больше

    На нижнем участке, где мы жили, стояло всего два деревянных дом на пологой горе. Кругом стояла глухая тайга. Вблизи не было никаких предприятий с дымовыми трубами. Воздух там был исключительно чистый. Шум создавал только лес при ветре. В одном доме жила бригада, в которой работал Андрей. Вся бригада спала на нарах, которые протянулись вдоль всей стены, в которой не было окон. Она выходила на склон горы. А противоположной стене три окна, затянутые плотным белым материалом. Стекол не было. По середине дома стоял большой стол, на котором приискатели обедали. На этом же столе стоял жировик, который освещал помещение. Когда приходило время спать, наступали веселые минуты в связи с тем, что нужно было решить, кому тушить огонь. Обычно тушил тот, кто ложился последним на нары. Но иногда создавалась ситуация, когда все одновременно забирались в свои постели. Здесь начиналось веселые шутки-прибаутки и розыгрыш:  кому вставать и тушить свет. И чаще всего приходилось тушить жировик тому парню, место которого на нарах было напротив жировика. Он ближе всех к нему. Тогда он брал ружье и через ствол дул на огонь жировика со своего лежака. Получалось это забавно, и все от души смеялись над этим процессом. Парни все были молодые и холостые. Ребята были здоровыми и сильными, неиспорченые цивилизацией. В бригаде их было десятка полтора. Жили очень дружно и весело. Об электричестве и радио и никто и не думал. Никаких книг ни у кого не было. Весь дом отапливался печью, на которой бабушка и мама готовили еду на всю бригаду.

    Мы жили в этом же доме. Наша кровать с бабушкой была поставлена в углу  и прикрыта прямо от потолка до полу занавеской из какого-то цветного материала. Она  как бы продолжала нары с небольшим разрывом для прохода к нашей  кровати.  А в противоположном углу по диагонали  также стояла вторая такая же кровать и также прикрытая занавеской. Это была кровать моей мамы. Но мама ложилась спать там с каким-то дядей. Я в тонкостях тогда не разбирался. Для меня моя бабушка тогда представляла целый мир. Она для меня была самым лучшим другом. Она мне помогала играть в «приискателей». Зимой там было снега слоя более полутора метров. Я в снегу рыл «шахты», «забои». Я все эти слова слышал из разговоров ребят. Меня брали также иногда туда, где бригада работала. Я видел собственными глазами их тяжелый физический труд в любую сибирскую погоду.  Я видел их орудия труда:  кайла, лопата, бадья, в которую насыпали породу  в шахте, или, как они говорили, в «шурфе», и поднимали ее с помощью «очупа»  наверх.  «Очуп»  представлял собой примитивный механизм, похожий на «журавль», с помощью которого поднимают ведром воду из колодцев. Далее подносчики несли эту породу в бадье к «промывщику», который  с помощью специального «лотка»  смывал породу так, чтобы золото оставалось на лотке. Намытое золото ссыпали в баночку и вечером всей бригадой взвешивали на ручных  весах. В одну тарелочку насыпали золото, а на вторую клали гирьки и даже металлические монеты, если нехватало гирек.

    Наиболее тонкой операцией в процессе добычи золота является именно промывка породы. Для этого из дерева выдалбливали специальный лоток. Лоток представлял собой такое корытце, сделанное из цельного куска дерева размером сантиметров 50  длиной, 35 – 40  шириной и 10  сантиметров высотой. В заготовке лотка выдалбливают две ровные наклонные поверхности, сходящиеся  к центру одной из больших плоскостей куска. По краям оставляю стенки. Снаружи дерево также срубается настолько, чтобы сделать тонкие стенки с наклонными поверхностями. Поверхности делаются очень гладкими. И вот в этот лоток лопатой насыпают породу и, держа его в руках, начинают процесс промывки. Для этого делали специальный водоем. Лотошник подчерпывает лотком воду из водоема и, делая различные движения им, пытается сначала размегчить породу, а потом начинает ее осторожно смывать в водоем. Это очень тонкий процесс и его не каждому доверяли. Работа велась в любую погоду летом и зимой. Шахты были порой очень глубокими.  И рыли их в вечной мезлоте земли. Разжигали костры, чтобы оттаять породу и набрать ее в бадью. И самое обидное было то, что довольно часто огромный труд пропадал даром. Шахту отроют, а на золотоносную жилу не попадут. Поиск шел в основном методом тыка.  Но я не помню уныния молодых парней. Они начинали и находили эту проклятую золотоносную жилу. Я не помню попоек или какого-либо хамства по отношению к женщинам или друг к другу.  Я не помню каких-либо скандалов из-за дележки золота или бонов. Это была крепкая демократичная артель, русская община.

    Одним из основных лотошников был славный парень. Его звали Виктором. Но на самом деле настоящее его имя было Дмитрий. Когда создавалась бригада при знкомстве на вопрос:  как тебя зовут?  Он ответил:  Митька. Но окружающим послышалось:  Витька. Так его и стали звать в бригаде, а он не только не возражал, но потом и сам привык к этому имени. Он был молод, где-то около 25  лет. Прекрасно играл на гармошке, хорошо пел, имел прекрасный музыкальный слух, был веселым парнем.

    Я «проглядел», как этот парень в 1933  году оказался мужем моей мамы. В тонкостях их взаимоотношений я не разбирался. У меня были свои проблемы, которые я отлично решал с бабушкой. Я в то время тоже считал себя золотодобытчиком. Мне парни сделали специальный маленький лоток. Нашли мне маленькую кайлу, лопату. Я даже не раз сам мыл золото рядом с дядей Витей. Даже намыл несколько крупинок  золота, которые бабушка долго хранила где-то у себя. Потом мое золото где-то затерялось.

    Бабушка была моим главным помошником. Она сшила мне штаны из мешковины с напуском на валенки. Я лазил по глубокому снегу. Строил крепости. Вырыл в снегу шахту. Поставил очуп. Бабушка с помощью этого очупа поднимала ведра со снегом  из моей «шахты». Мне было очень хорошо с моей бабушкой всю жизнь. Мне она заменяла всех и все. Поэтому, видимо, я и не понял, почему у мамы появился дядя Витя, Дмитрий Дмитриевич Колупаев. Я не помню никакой свадьбы. Отношения у них были нормальные.

    Но жизнь мамы с дядей Витей на Юхточке не прошла безоблачно. Вскоре после того, как я стал обращать внимание, что моя мама все больше общается с дядей Витей, мама пошла на первый участок за продуктами. А оттуда ее привели с рассеченным лбом. Никаких врачей там не было. Маму перевязали как могли. Конечно, лекарем была бабушка. Она очень хорошо разбиралась в травах и чем лечить, если что заболит у кого. Но никто там не болел.

    Мамин лоб разбила какая-то женщина, которая жила на первом участке. Там произошла ссора женщин. Причиной, видимо, был дядя Витя. Так мамина соперница отомстила за то, что Виктор оказался не с ней, а с моей мамой. Такой вывод можно было сделать потому, что ссоры между мамой и дядей Витей после этого не было. Но шрам на лбу мама проносила всю жизнь.

    Человек я был деловой. Однажды зимой я задумал пойти на шахту, где раньше работал Андрей. Их бригада начала копать шахту, но вскоре бросили, потому что по каким-то признакам они определили, что золотоносной жилы там нет. Я в этих тонкостях не разбирался и решил ее докапать сам. Не сказав бабушке, я взял лопатку и кайлу и ушел в лес один. Лес был прекрасный. Нашел «андрееву»  шахту. Сбросил вниз лопатку и кайлу и сам сиганул за ними. Поработал со снегом. Но потом догадался, что время уже позднее. На небе видны были звезды и светила Луна. Но вылезти из ямы у меня не получалось. Стенки шахты были отвесные и замороженые, да и глубина была метра полтора – два. Я не знал, как мне выбраться. И тут неведомая сила подсказала мне, что надо выбросить наверх кайлу. И я это сделал. И снова неведомая сила мне помогла. Со своей шахты возвращался последний молодой парень, живущий на первом участке. Почему он задержался на работе только самому богу известно. Тропинка, по которой он шел, проходила недалеко от «моей»  шахты. Он увидел мою кайлу и удивился тому, как это Юркина кайла могла здесь очутиться. Что его заставило заглянуть в шахту, тоже неизвестно. Я вел себя в шахте очень тихо. Также тихо мог замерзнуть, если бы не появился мой спаситель. Парень достал меня из шахты и привел к себе в общежитие на первом участке.

    А там уже паника на обоих участках:  пропал Юрка. Мама обегала уже всех, у кого я бывал в гостях. Но никому и в голову не могло придти то, что я придумал. Я не помню имя моего спасителя, но я ему благодарен всю мою жизнь. Это была вторая серьезная опасность моей жизни.

    Так как детей на нижнем участке больше не было, то я был, конечно, очень «известной и уважаемой»  личностью и пользовался большим успехом у взрослых. Хорошими моими друзьями были китайцы, которые жили в соседнем доме. Я у них часто бывал, и они меня угощали своими национальными кушаниями. Особенно мне нравились пампушки. Это такие белые булочки совсем несоленые, которые едят с соленым супом. И еще мне очень нравились «паузы». Это большие пельмени с особо приготовленым мясом. Их варили на пару. Наши ребята были в хороших отношениях с китайской бригадой.

    На следующее лето мы с бабушкой оказались в селении Усмун. Это уже был большой поселок. Там было много детей. Мы жили на окраине поселка в маленькой избушке. Бабушка пекла на печке очень вкусные белые лепешки муки «крупчатка», которые заменяли нам хлеб. В лесу было много ягод. Мы набрали брусники полный огромный ящик. Усмун находился в 18  километрах от Юхточки. Мы с бабушкой не раз ходили на Юхточку пешком по шоссейной дороге. Бабушке тогда уже было более 60  лет, а мне около 5. Но мы смело преодолевали это расстояние. В те времена в тайге еще водились дикие звери. Мы шли и разговаривали. Конечно, говорил больше я на злободневную тему:  транспорта. Меня возмущало, что на дороге мало машин. А те, которые были, проходили мимо нас. Нас не садили в проходящие автомашины по разным причинам. Чаще всего некуда было садить. Я рассуждал так:

    -  Вот вырасту большой, стану шофером, и буду обязательно садить к себе в машину бабушек.

Я переживал за бабушку. Себя я считал мужчиной, который может идти. А вот бабушку было жалко.  На Усмуне я впервые увидел живого теленка. Теленок пошел на меня и очень его испугался. Я прижался к стене сарая, а теленок подошел ко мне и своей головкой потерся об меня. Не далеко от нашего домика  жила девочка, с которой мы играли. Я года три не видел детей.

    В Усмуне мы прожили лето. А к осени оказалось, что мама и дядя Витя перебрались на прийск Незаметный. Дядя Витя приехал за нами. Тогда ходили только грузовые автомашины. Мы ехали в кабине. Я сидел рядом с шофером на коленях дяди Вити. Это было прекрасно.