ОТЧ7    четверг, 5 апреля 2001 г.    19:01

                воскресенье, 8 апреля 2001 г.     17:09

                        Довоенные школьные годы

   Прииск Незаметный получил свое название, видимо, потому, что он незаметно оказывается перед тобой, как только ты въедишь на горы с любой стороны. Он расположен в низине четырех гор, расположенных почти правильным  четырехугольником. Самая высокая и крутая гора называлась Радио-гора, видимо, называлась потому, что на ней стояли радиомачты. Прийск Незаметный в те годы представлял собой большой поселок, в котором имелись школы, театр, фотография с огромной стеклянной стеной для хорошего освещен, Дом пионеров и большое каменное здание – Треста золота. В поселке было электричество и радио. Репродукторы были у многих дома. Это были такие большие до полметра в диаметре черные картонные конуса, в центре которых размещалось транслирующее устройство. В некоторых людных местах на улицах на столбах были установлены огромные мощные тоже конусообразные репродукторы. Это было, пожалуй, единственное средство информации о том, что происходит в стране и мире. О том имелись ли газеты тогда там, я не помню. Скорее всего, не было. Но тот поселок по сранению с Серебровским, Юхточкой и Усмуном был настоящим цивилизованным поселком. Правда, о таких понятиях, как горячая и холодная вода, а тем более туалет в доме, никто и в голове не имел. Дома в основном были деревянные, которые отапливались печками. Воду носили из колодцев. По нужде ходили в любую погоду в специально построенные уборные с выгребными ямами. Все эти условия считались нормальными, и никто не возмущался.   

     Поселок рассекался на две части так называемым «разрезом», который проходил по самой нижней части поселка. Там протекал речка Артасала. Скорее это был большой ручей, чем речка. Вода в ней была желтая от глины. В самом центре поселка добывали золото, но уже не вручную, а с помощью «гидравлики»  и «драги». Это было интересное зрелище. С помощью гидравлики размывали породу, огромные камни  сильной  струей воды, которая выбрасывалась, как снаряд из ствола пушки  отбрасывала огромные камни в стороны, а золотоносная порода смывалась  этой водой в водоем, который образовывался в русле реки Артасалы и наполнялся водой речки и водой от гидравлики.  В водоеме «плавала»  драга. Драга представляла собой огромное сооружение, в котором проходил весь процесс отделения золота от пустой породы механическим способом. Специальными ковшами, которые двигались непрерывно, со дна водоема забиралась порода и внутри драги она промывалась, оставляя золото на драге, а сама выбрасывалась на берег водоема. Вода к «гидравлике»- пушке подводилась откуда-то из-за пологой горы по трубе не меньше метра в диаметре. Драга, таким образом, плавала в водоеме, который она сама для себя делала.  Здесь,  

на этом прийске, я увидел механизированный способ добывания золота.      

     Кругом поселка стояла прекрасная тайга. Только радио-гора на самом крутом спуске не была покрыта лесом. Автомашин в поселке было очень мало. Лошадей было много. На них делали все основные перевозки грузов. Многие пугались автомашин. За всю зиму улицы покрывались слоем конского навоза. Весной, когда начинало все это оттаивать, китайцы сгребали и увозили к себе на огороды. Поэтому у них всегда были прекрасные урожаи овощей даже в тех суровых климатических условиях. Овощами они кормили весь поселок. Рынок был без посредников и рекетиров по вполне доступным ценам.

     По бокам «разреза»  на склонах гор размещались деревянные дома разные по размерам. Вот сюда мы и приехали из Усмуна. Нас подвезли к деревянному дому, стоящему в огромном дворе. В этом доме мы поместились в небольшой длинноватой комнате. Там были и другие комнаты для жильцов.

     Во дворе была большая конюшня. Меня поразила страшная картина. В конюшне стояли голодные лошади. Они сгрызли деревянные перегородки. Некоторые не могли стоять на ногах и их подвешивали на ремнях в стойлах, чтобы они не падали. Многих лошадей вывозили потом зимой на санях на сжигание за поселком. Мне было очень жалко лошадок, но почему это происходило я, конечно, не понимал. Шла зима 1933 – 1934  года.

     В этом же дворе стоял дом, в котором находилась столярная мастерская. Там работал дядя Витя. Он точил на примитивном токарном станке всякие деревянные украшения  для мебели. Токарный станок был очень прост. Он состоял из деревянной станины, на которой были установлены два металлических центра. В них вставлялась деревянная болванка – круглое полешко, обделанное топором.  С одного конца это полешко обхватывалось крепкой бичевкой, один конец которой наверху был привязан к упругой доске, а второй конец бичевки привязывался к другой дощечке, находящейся у ног токаря. Один конец нижней дощечки был закреплен на шарнире к полу, а другой конец ее, к которому привязана  эта бичевка, был немного приподнят. Если ногой надавить на поднятый конец нижней доски, то бечевка заставит полешко вращаться в одну сторону. Когда давление ногой на нижнюю доску ослабевает, то верхняя доска своей упругостью возвращает полешко в исходное положение. Таким «вечным двигателем»  осуществлялось вращательное движение заготовки в станке. На станке имелся длинный суппорт (по длине вытачиваемой детали). В руках токарь держал стаместку с длинной ручкой. Стаместку он опирал на суппорт, а длинную ее ручку – под мышкой. Стаместки были разной формы. И вот на таком станке благодаря фантазии токаря выделывались очень интересные и красивые «штучки», которые потом красились, полировались и украшали кровати, комоды, шкафы и т.д. Было очень интересно смотреть, как струится стружка из-под стаместки и получается красивая с гладкой поверхностью диковенка в соответствии с замыслом и фантазией токаря. Это был творческий процесс. Мне было все интересно.

     Мои отношения с дядей Витей были нормальными, даже дружелюбными, но я его никак не называл. У других ребятишек были мама и папа, а у меня была мама, бабушка и еще дядя, которого я не знал, как называть.

     Однажды дядя Витя пришел домой выпивши.  У них с мамой произошла какая-то, как мне показалось, размолвка. Я убежал из дома и забрался по наружной лестнице на чердак и сидел там. Мне эта размолвка не понравилась. Через некоторое время меня нашли там. О чем-то мне говорили, сейчас уже и не помню, но хорошо помню то, что вдруг мне предложили называть дядю Витю папой. Я даже обрадовался этому. Наконец-то и у меня теперь есть свой папа, как и у других ребятишек. В родственных отношениях я тогда совсем не разбирался. С тех пор я называл дядю Витю папой. Это было летом 1934  года.

     Вскоре мы переехали в другой дом, который стоял почти в «разрезе». Это был отдельностоящий маленький домишко, собранный из досок и засыпанный между ними опилками. В домике стояли две кровати, железная печка и стол у одного окна. Это была первая индивидуальная наша квартира.

     Недалеко от нашего домика была парикмахерская. В ней работало несколько мастеров в белоснежных халатах. Было там очень чисто и красиво, большие зеркала и идеальный порядок. Даже мастерам – парикмахерам не разрешалось болтать языком во время работы. А уборщицей там работала одна бабушка, у которой был внук Витька Жилкин (Виктор Васильевич Жилкин). Его родители находились где-то в Средней Азии. Как попала бабушка с внуком на прийск Незаметный, я не знаю. Бабушка работала одновременно и сторожем в этой же парикмахерской. Там же они имели малюсенькую комнатку. Мы с Витькой как-то встретились и быстро подружились. Мы были ровесниками. Я был на вид крепышом, а он более длинным, легким, подвижным.  Он бегал быстрее меня, хотя правая нога у него было уродливая от рождения. Стопа ноги была согнута и вывернута вовнутрь. Казалось, что он ходит и бегает как бы на подвернутой правой ноге.

     Его бабушка была очень добрым человеком, и  я подолгу у них пропадал. Мы с ним все что делали, что-то создавали. Мы все время чем-то были заняты:  что-то мастерили, создавали «оружие»  от рогаток до «пушки». Мы несколько дней сверлили отверстие в полене, чтобы сделать из него ствол для «пушки». Весной делали плотины. С радио-горы весной стекали могучие потоки воды, масса ручьев и ими можно было любоваться, как они переливались и сверкали на солнечных лучах. Зимой мы делали «аэросани»  на лыжах  и катались с радиогоры. Аэросани были управляемые. Они представляли собой деревянный ящик со специальным сидением для двух «пилотов», установленный на небольших подставках на две лыжи. По бокам ящика приделывали «рули управления», с помощью  которых тормозили то слева, то справа и тем самым изменяли направление движения «аэросаней».  Аналогичные «аэросани»  мы делали на коньках. На этих «аэросанях»  мы катались по утоптанному  людьми  спуску  около пекарни. Весной с ребятишками играли в «зоску». «Зоска»  делалась из маленького кусочка овчинки, к которой проволочкой прикреплялся кусочек свинца для тяжести. Устраивались соревнования:  кто больше подбросит эту «зоску»  одной ногой. Были очень ловкие ребята, которые по сотне и больше могли ее подбросить и не уронить на пол. У меня успехи в этом деле были скромными. Летом мы играли с ребятишками в «лунки»  с мячиком, в »чижика», в городки, в бабки, в лапту, казаки-разбойники и многие подвижные игры. Мы всегда знали,  что нам надо делать. У  нас не было свободного времени для безделья, скуки. И это у меня сохранилось на всю жизнь. Мы ни на кого не надеялись, что кто-то прийдет и будет нас развлекать, нас организовывать, нами командовать. Поэтому из нашего поколения и вышли более самостоятельные люди, чем из последующих поколений.

     Наступил 1936  г. Мне шел уже девятый год. А я не знал ни одной буквы и не имел ни одной даже детской книжки с картинками. Их в то время там нигде не продавали. Время пришло идти в школу. Бабушка сшила мне из черного плотного материала сумку с лямкой через плечо. На сумке даже был пришит специальный кармашек для чернильницы-непроливашки. Мама принесла мне из школы  учебники, тетрадки, ручку с пером, карандаши. Все это я уложил в сумку. Было какое-то необычное чувство, чувство ожидания чего-то нового, необычного в моей жизни. Мне хотелось поскорее идти в школу.

     И вот 1-го сентября  мы с  Витькой Жилкиным и мамой отправились в школу. Школа была расположена не далеко от нашего дома. Это была начальная школа № 4. Она располагалась в большом деревянном  одноэтажном доме. В нем было несколько  просторных и светлых классов и большой зал перед ними. Зал был универсальным. Там проводились уроки по физкультуре, физзарядки перед началом первого урока всех классов, октябрятские и пионерские общешкольные сборы, игры на перемене. Чаще всего игры на перемене с нами организовывала уже немолодая учительница  Богданова. Она как-то умела снять с нас усталость от неподвижного сидения на уроках. В то же время это все было спокойно и интересно. Но самое главное было то, что эта учительница первой награждена высшим орденом государства – орденом Ленина. Так что первый орден, увиденный мной, был орден Ленина. Мы даже были горды тем, что учительницу нашей школы наградили таким  орденом.

     Большого торжества по случаю начала учебного года не было. Мы с Витькой вошли в класс и уселись за одну парту. Парты были подходящие под наш рост. Там была полка для наших сумок. Сидеть за партами было очень удобно. Первой нашей учительницей была Марианна Алексеевна. Мы ее звали Марьяна Алексеевна. Имя помню всегда, а вот фамилию не помню. Это была молодая, красивая с пушистыми густыми волосами, стройная женщина. Она нас с Витькой сразу покорила  своим внешним видом и тем, как она с нами разговаривала. Она на нас никогда не кричала, не ругала, а говорила всегда спокойно, ровным голосом, но говорила убедительно. Мы в ней не разочаровались до конца учебы у нее.  

     В нашем классе были ребята разные по возрасту. Одному парню было даже лет 14 – 15. Он запомнился мне потому, что прекрасно рисовал карикатуры. Он мог рисовать не только  карикатурные  отдельные личности, но и целые группы людей, производящие какие-то смешные действия. Из него мог получиться замечательный художник – карикатурист. Был в классе и кореец. Но мы не обращали внимания на национальность. Мы были дети одной великой страны, и мы этим гордились. Мы с первых уроков уже усваивали такие понятия, как Родина, Советский Союз, что наша большая и могучая стран, мы знали всех наших вождей.                                                                                                     

     За первые две четверти я освоился неплохо. Во втором полугодии я был уже отличником. Тогда оценки ставили такие:  «отл», «хор», «посредственно», «плохо», «очень плохо». Дома моими успехами в школе были довольны. Я делал домашние задания самостоятельно. Бабушка не могла мне помочь. Мама также. Она писала слово так, как она его слышала и без знаков препинания. Она не бралась мне помогать. А папа не вникал в мою учебу все годы учебы. Он также ничем мне не мог помочь, так как сам был грамотным на уровне мамы. В такой обстановке мне приходилось надеяться только на свои силы. Все это создавало условия для выработки чувства самостоятельности и личной ответствености за то, что я делаю. Так начался мой путь к знаниям.

     Но начало моего первого года  в образовании ознаменовалось событием особой важности. 19  сентября  1936  г. я еще не успел собраться в школу, как мне бабушка приказала  забраться на кровать в угол и сидеть тихо. Я и сидел тихо, а бабушка и еще какая-то тетя  что-то возились около маминой  кровати. Отца  дома  не было. Вскоре я услышал детский крик. Это возвестил о своем  пришествии на этот свет мой братик. Он появился в «сорочке». Бабушка сказала, что к счастию. Меня выпроводили в школу, и я бежал с радостью:  у меня теперь есть братишка. Роды и в этих условиях  прошли нормально. Братишку назвали Виктором. Таким образом, появился настоящий Виктор Колупаев.

     Летом  1937  г. родители купили свой дом. Он стоял на площадке, представляющей собой  выдолбленный на крутом спуске Радиогоры уступ. Потом мы с отцом расширили площадку перед домом. Ниже дома мы «раскопали»  огород. Для этого надо было выбрать тысячи камней разного размера. Из камней мы сделали подпорные стенки на площадке перед домом и ниже дома, перед огородом. Вокруг огорода мы также сделали ограду из камней. Только в результате такого огромного труда мы добрались до земли, на которой можно было что-то вырастить. Ниже огорода проходила шоссейная дорога, которая также проходила по выдолбленному уступу в радиогоры и поднималась по ней все выше.

     Дом был деревянный, маленький, низенький. Взрослые доставали рукой до потолка. Площадь его была не более 30  квадратных метров. В  углу справа от входной двери стояла  железная печка. Она служила источником тепла. На этой печке же  мама и бабушка готовили пищу.  В сторону «разреза»  и на огород смотрели два небольших окна. Из наших окон хорошо было видно, как работает гидравлика и драга.  Между окнами стоял обеденный стол. На этом же столе  я делал уроки. У стенки, где была входная дверь с улицы, стояла наша с бабушкой кровать. У противоположной стенки стояла кровать родителей. Пол был сделан из толстых досок, которые мама скребла ножом при домашней уборке. Печку топили дровами. Их пилили большой пилой. Тогда я научился тоже пилить и колоть дрова. Воду носили от колонки, которая была расположена еще ниже шоссейной дороги, у самого подножья горы.

     Мама и бабушка часто стряпали  что-нибудь вкусненькое на печке. Однажды после просмотра кинофильма «Чапаев»  я начал рассказывать маме свой сон. Она в это время пекла блины. Сон оказался настолько длинным, что мама уже испекла все блины, а рассказ еще  не был закончен. Под влиянием фильма у меня разыгралась такая фантазия военных действий, в которых я был главным действующим лицом. Я хорошо помню, что мама перпеливо выслушала меня до конца, не прерывая. Как-то получалось так и в последующие годы, если я начинал о чем-то рассказывать, то меня внимательно слушали, никогда не обрывали, не осмеивали, не выказывали пренебрежение к излагаемой информации, не подвергали ее сомнению. Мне всегда верили во всем и знали, что я не буду врать.  И я это знал, и мне было бы очень стыдно их обмануть в чем-либо.

     Первый кинофильм я увидел в школе. К нам в школу приехала «кинопередвижка». Тогда были такие передвижные киноустановки, которые разъезжали по различным селениям и показывали немые кинофильмы. Людям и эти кинофильмы казались диковинкой и с их удовольствием смотрели. Позже кинофильмы стали демонстрировать в кинотеатре. Там я впервые увидел звуковой кинофильм «Путевка в жизнь»  про беспризорников, которых породила царское самодержавие, лихолетье гражданской войны, разруха народного хозяйства. В картине очень хорошо показаны старания органов Советской власти, с помощью трудовых колоний, покончить с беспризорничеством  детей, оторвать их от мира преступников и вернуть к нормальной жизни. Картина была очень правдивая и эмоциональная. Из бывших беспризорников потом вышло много замечательных и известных людей.

     Мы ходили с мамой или бабушкой смотреть почти каждый новый кинофильм. Однажды с мамой мы смотрели  кинофильм «Человек невидимка». Мне было страшно, когда он разматывал бинты на голове, а головы не было. Или шли по улице одни брюки, а человека в них не было. Я воспринимал все там происходящее за действительное и прижимался к маме, а иногда и глаза закрывал.

     Отец никогда не рассказывал про свои детские годы, в которые он вкусил все прелести беспризорной жизни. Это можно  было понять по некоторым обрывочным фразам о прошлом  при встрече со старыми знакомыми. Он знал много блатных песен. У него осталась привычка к выпивкам, полное подчинение воле «братвы», котрая всегда его окружала, так как у него всегда были деньги и он умел их зарабатывать. У него были золотые руки. Своими руками он мог делать все. Он прекрасно мог играть на гармошке. В артеле, в которой он работал, был организован ансамбль. Там играли  на разных инструментах. Отец играл на бубне. Этот бубен он сделал себе сам. Однажды я видел его в качестве артиста. Он выступал в пьесе, которую подготовила самодеятельность их артели. Представление давалось в фотографии. Колупаев Д.Д. был творческим человеком.  Он мог написать стихи, сыграть роль в пьесе и на гармошке. Он мог спеть сильным с красивым тембром голосом и народные песни. В нем собрался целый клубок достоинств и недостатков. Если бы он в детстве попал бы в хорошие руки человека, который смог выявить его таланты и помог бы их развить, то получилась  бы незаурядная личность. Мама пыталась делать все возможное, чтобы направить его на правильный путь. Она всю жизнь боролась за него, потому что она его действительно любила.

     Виктор младший любил покапризничать. Отец нашел способ, как прекращать его капризы. Он сделал из маленького ремешка плеточку. Разрезал ремешок на три конца и придел их маленькой ручке. Плеточку он повесил на гвоздик на потолочной балке. Как только Виктор  начинал капризничать, ему показывали на эту плеточку. Видимо, уже тогда у Виктора было богатое воображение, потому что я ни разу не видел использование этой плетки по прямому назначению. Однажды бабушка сидела у окна и держала Виктора на руках. Виктор «вздыбился»  и головой ударил по стеклу в окне и разбил его. Голова при этом пострадала меньше. Я и Виктор были на попечении бабушки.

     Отец работал в артеле местной промышленности. Тогда было даже министерство Местной промышленности, которое развивало артельное производство всякого ширпотреба на местах. Это давало возможность не отвлекать мощности государства от главной задачи развития индустрии. В артеле делали чемоданы, кровати, комоды, шкафы, а также мундштуки и расчески из коровьих рогов и пуговицы из патефонных пластинок.

     Мама летом торговала квасом в ларьке. А рядом другая тетя продавала мороженое. У нее на тележке стоял большой бак, в котором внутри стоял еще бак. В промежутке между баками был лед. Во внутреннем баке находилось мороженое. Стояло оно очень дешево. Мама давала мне денежку, и я сам покупал большую порцию мороженого. Величина  порции определялась специальными формами:  большой или в два раза меньше по объему. Тетя брала форму за ручку, вкладывала во внутрь вафлю и специальной ложкой доставала из внутреннего бака мороженое и владывала его в форму на вафлю.  Затем  сверху  накладывала вторую вафлю и поршеньком из ручки выдавливала готовую порцию мороженого и подавала  обливающемуся слюной покупателю. Это было такое вкусное мороженое. Держишь его двумя пальцами за вафли и языком вылизываешь что-то необыкновенно вкусное.

     Потом мама перешла работать в ту артель, и они вместе с отцом стали осваивать зеркальное производство. Знание и опыт по производству зеркал им передал один пожилой человек, которого почему-то называли «австрийцем». От него они получили и толстую книгу по химии, в которой были описаны  рецепты растворов, из которых может выделяться эмульсия и осаждаться на стекло. Для этого стекло устанавливают горизонтально строго по уровню. Потом на него наливают подготовленный раствор. Через некоторое время из раствора выпадает  на стекло осадок в виде эмульсии. Оставшийся раствор сливают, и стекло с эмульсией ставят на просушку. После просушки эмульсию покрывают краской для ее защиты от повреждений. Затем это стекло приклепляют к подставке из фанеры и зеркало готово. Изготовление зеркал в кустарных условиях стало после этого основной профессией наших родителей. Им  потом записывали в документах – «зеркальный мастер».

     После окончания первого класса мы с Витькой Жилкиным записались в библиотеку во Дворце пионеров. Взяли какие-то небольшие книжки, прибежали домой и залпом их прочитали и снова побежали в библиотеку за другими. Книжек дома не было. Их тогда там и не продавали. Я не помню, что там был книжный магазин. А мне всегда хотелось иметь много книг. Библиотека была нашим любимым с Витькой Жилкиным объектом, куда мы часто бегали.

     Летом 1937  г. в городе Алдане, а именно так переименовали прийск Незаметный в тот же год, проходил суд над «врагами народа». Суд проходил в клубе НКВД. Это было большое двухэтажное  каменное здание. Перед клубом был стадион. Там играли в футбол и тренировались спортсмены. Он был не огорожен. На улицу были выведены громкоговорители. На стадионе собралось много народу, и все слушали, что происходит в зале суда. Судили нескольких человек. Одного подсудимого, молодого парня, отпустили прямо из зала суда. Он был ни в чем не виновен. Для меня в то время такие понятия как троцкист, троцкистско-зиновьевский блок были, конечно, не понятными. Мои родители, так мне теперь кажется, тоже не очень в этом разбирались, так как за информацией о том, что происходит в стране, они не очень-то следили. Информацию получали только через радио. Газет не было в доме. У них были свои проблемы. Для меня было понятно:  «враг народа»  это значит и для меня враг, и для моего братишки и моих родителей. В народе, еще до начала судебного процесса, ходили разные слухи. Например, такой слух:  на продуктовую базу Алдана в ящиках вместо продуктов привезли пулеметы. Зачем?  Кому это было надо?  Процесс прошел спокойно, и люди восприняли решение суда справедливым.

      Во втором классе я учился хорошо. Во Дворце пионеров я занимался в авиа кружке. Мы клеили воздушные шары. Делали модели самолетов с резиновым «двигателем». Я узнал новые слова:  планер, плоскость, стабилизатор, киль, фюзеляж, винт или пропеллер и т.п. Все делали сами. У нас был хороший руководитель кружка. 1-го Мая мы на демонстрации шли в колонне со своими моделями планеров. С тех пор я стал неравнодушен к авиации. Первый самолет я увидел уже летом, на празднике авиации. Это был У-2  Главного конструктора Поликарпова. После У-2  переименовали в ПО-2. За городом на самой пологой горе оказалась довольно большая ровная площадка, на которой и сделали аэродром для этого самолета. Там собралась огромная масса людей. Многие тоже впервые видели самолет так близко. На самолете катали желающих, которых было очень много.

     В третьем классе нас с Витькой Жилкиным приняли в пионеры. С первого класса мы были октябрята. К нам в класс приходили комсомольцы и с нами занимались. Сейчас трудно вспомнить, что мы делали на сборах, но только помнится, что было интересно. Проводились общешкольные пионерские сборы. В центре зала  «горел»  костер. Его искусно делали наши вожатые. При приеме в пионеры нам повязали красные галстуки, и мы были очень взволнованы и радостны. Потом мы даже здоровались друг с другом, отдавая пионерский салют. С галстуком мы не расставались нигде. Даже в баню с Витькой мы ходили в пионерских галстуках. Красный галстук заставлял нас более ответственно относится к своим поступкам, чтобы не опозорить честь пионера. Пионер был патриотом Советской Родины. Мы гордились своей Советской Родиной. В школе нас воспитывали именно патриотами своей Советской Родины.

     В том же учебном году в Алдане проходил слет пионеров. Слет проходил во Дворце пионеров. Я даже впервые в жизни сидел в президиуме на сцене. И более того:  я впервые выступал с трибуны перед полным залом ребятишек. Мое выступление  было, конечно, заранее спланировано. Текст выступления мне помогла подготовить моя учительница  Марианна Алексеевна. Меня представили как отличника учебы. Мне было ужасно страшно выйти на трибуну, но пришлось перебороть свой страх и выступить. Мне даже после выступления аплодировали. Потом в жизни приходилось выступать  множество раз, и каждый раз я боролся с собой и заставлял себя это делать.

     В том же году меня и еще одну девочку Аню направили в дом отдыха в Томмот. Томмот это небольшой поселок на берегу реки Алдан, притока реки Лена. Река Алдан даже в районе Томмота представляет собой большую судоходную реку. Нас с Аней наградили за отличную учебу путевками в дом отдыха. Том мот это имя якутского национального героя гражданской войны. Он погиб от рук белогвардейцев генерала Семенова. Аня была славненькой кругленькой пухленькой девочкой. Я тоже был не из худосочных. И вот мы с ней попали в среду взрослых отдыхающих. Там было все хорошо, но запомнилось не все. А вот игра в шахматы парней в нашей палате меня поразила. Я впервые увидел шахматы и увидел, как в них играют. Поразило меня то, что один парень лежал на кровати лицом к стенке и играл в шахматы с группой таких же парней, сидящих вокруг шахматной доски. Это была игра вслепую. Я был поражен тем, что не представлял, как можно запомнить все свои ходы и ходы других фигур и не перепутать.                                                                                                                                         

В третьем классе я занимался в школе в кружке акробатики. Тренером у нас был наш молодой директор школы. Больших успехов в акробатике у меня не было, да и не ставилась перед нами такая задача. Ставилась задача физического развития. Уроки по физкультуре у нас также были. Мы научились делать разные пирамиды и даже выступали перед «зрителями»  своей школы.

1938  г. прошел у меня очень успешно. Но главным событием этого года стало появление на свет моей, нашей с Виктором, сестренки. Она родилась 18  октября 1938  г. уже по всем правилам в Алданском родильном доме. Назвали сестренку Верой. У бабушки стало две внучки по имени Вера. Отец сделал ей оригинальную кроватку-качалку. Сделал он ее по размерам постельки и сухих досок в виде продолговатой  коробки, которая по углам подвешивалась с помощью четырех металлических пластинок к верхним частям ножек кроватки. На этих пластинках коробка могла качаться вперед и назад подобно качели. Я таких детски кроваток потом нигде не встречал. Это оригинальное творчество отца. Оказывается очень важно ребенка качать в детстве в люльке или качалке. Как утверждает д. Владимир Филиппович Базарный, что качание младенца в люльке-качалке укрепляет вестибулярный аппарат и делает его потом менее восприимчивым к укачиваниям.

Семейство наше росло. Родители наши в то время были здоровыми, красивыми и сильными. Их не пугало будущее свое и своих детей. А в стране в это время проходили бурные события классовой борьбы с врагами народа. Все чаще слышались от взрослых разговоры о войне с фашистской Германией. На предприятиях работники учились в различных оборонных кружках. ПВХО – противовоздушная химическая оборона. ГСО – готов к санитарной обороне. «Ворошиловский стрелок» - осваивали стрельбу из боевого оружия на стрельбище. ГТО – готов к труду и обороне -  это была общефизическая подготовка молодежи. Сдавали на спортивные нормы по бегу, прыжкам, метанию гранаты и т.д. У нас, в школе тоже были подобные кружки. Только впереди добавлялась буква Б., Например, БПВХО – будь готов к противовоздушной и химической обороне. Нам даже выдавали значки. А взрослые некоторые носили их как ордена.